Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

 Томатный князь Юлий, привет, дорогая!)

@темы: пч

---

Душа требует немножко волнительного обнаженного Гинтоки
*пускает слюни*

@темы: арт, Gintama

---

 rabbit yue, добро пожаловать))

@темы: пч

---

Ну-ну... ну разве это не достаточно вдохновляюще?
это настолько прекрасно, что я просто оставлю это здесь

Art by Maosen毛森

@темы: арт, Gintama

---

З-занимательное чтиво))

20.04.2014 в 10:44

Пишет  N.K.V.D.:

Откуда есть пошел яой на земле японской!

"- ПИДАРАСЫ!!!"
(с.) Н.С. Хрущёв

(Китагава Утамаро. Масиба Хисаёши и косё. 1804 год)

Сюдо и бусидо
Ни высшая знать, ни буши не могли не поддаваться чарам привлекательных мальчиков: так что эквивалентно системе чиго сложилось и понятие "вакасю" - мальчик, как и чиго, уже не малолетнее дитя, но еще не подросток, достигший возраста гэнпуку. Отличительной особенностью вакасю была особая прическа - волосы у них на голове были чуть выбриты на макушке, но при этом у них все еще была длинная челка-маэгани - не самые две передние прядки.

Читать дальше

(Сузуки Харунобу. Вакасю любуется на изображение горы Фудзи. примерно 1650 год)

Кроме того, им позволено было носить длинные рукава, как у девушек на фурисодэ, яркие цвета, цветочные узоры на их одежде, - словом, им были дозволены все атрибуты, присущие детям и женщинам, но не взрослым мужчинам. Мальчиков из самурайских семей часто брали в знатные дома на должность косё, - как и чиго, они выполняли обязанности пажей или адъютантов, да ко всему еще и были украшением доме - они развлекали гостей своего господина, а иногда и сопровождали его в постели, если то было затребовано. Но в отличие от чиго, вакасю обучались и военным дисциплинам, их даже брали с собой на поле боя, не смотря на их возраст. Вакасю носили по два меча, не теряя своих статусных атрибутов.
Как и чиго в монастырях, вакасю временами становились предметом распрей, так что отношения между косё и их нанимателями стали регулироваться - как формально, так и неформально. Одним из способов регулировки было принятие понятия "вакасюдо" (путь вакасю), укороченного, как правило, до "сюдо". Последний термин возник в 15 веке. В таких популяризированных в наше время текстах, как "Хагакуре" есть свидетельства о том, что в некоторых областях были даже негласные правила, согласно которым регламентировались отношения с вакасю. Если мальчик заводил себе любовника - дурным тоном считалось, если таковых было больше одного. Консумировать связь советовали только после нескольких лет проверенных отношений. Как только мальчик выбрал кого-то одного - ему следовало прекратить заигрывать с другими и достаточно жестко отказывать.

Есть и другие тексты, в которых приводятся негласные правила отношений с вакасю. Так, в "Синъюки" (1643) было сказано, что самым важным качеством вакасю было "насакэ" - то есть, "сочувствие, сострадание", - это схоже с тем, о чем говорилось в трактатах о чиго. По сути дела имеется в виду чувствительность к страданиям воздыхателя и готовность избавить его от этих самых страданий посредством физической или духовной связи. Вакасю, кроме всего прочего, должен был отринуть всякие мысли о статусе, богатстве и внешнем виде своего избранника, и даже не особенно беспокоиться о том, насколько он ему интересен. Мальчик должен был ценить только искренность чувств своего поклонника,прежде чем тот стал бы его "нендзя" - первым мужчиной, который бы любил его искренне и глубоко. Дошедшие до нас тексты кроме Синъюки так же намекают на то, что привлекательность мальчика была, как правило, самым важным для мужчин, желавших вступить с ним в связь. Идеальными качествами были бледная кожа, длинные, блестящие черные волосы, алые губы, тронутые румянцем щеки и грациозные движения. Кроме того, ценились и навыки игры на флейте и бива и способность слагать стихи.

(Один из мальчиков из Чиго-но соши, делает вид, что понятия не имеет, что с ним собираются делать.
Автор неизвестен, репродукция с оригинала 1321 года.)

В более поздних изданиях Синъюки указан и возраст, в котором мальчик может вступать в связь: в 12-14 лет (по-нынешнему это 10-13) они все еще сохраняют детские черты, но красивее всего они в 15-17 лет (13-16 по-нынешнему). Зрелость наступает в 18-20 лет (16-19 лет по-нашему). После 20 лет они уже не пригодны для однополой связи. В тексте 17 века "Вакасю-но хара" приводятся примерно те же стадии зрелости: мальчик - "распускающийся цветок" с 11 до 14 лет, "бурно цветущий цветок" с 15 до 16 лет, и "облетающий цветок" с 19 до 22 лет. Преследование молодых людей, которые уже прошли обряд гэнпуку, считалось чем-то из ряда вон, преследование мальчиков, еще не вошедших в благоприятный возраст - дурным вкусом, но не всегда чем-то нелегальным или аморальным. Интересно, что золотой порой для женской красоты считался возраст 16 лет, а в веселых кварталах Эдо проституток 20-22 лет часто выставляли из заведения, потому что они не были привлекательны для клиентов.

Из вышесказанного становится ясно, что статус вакасю как объекта вожделения был так же краток, как их срок пребывания в статусе вакасю. В сборнике рассказов Ихары Сайкаку "Нансёку о:кагами" (Великое зерцало мужской любви, 1687 год) первы 20 историй рассказывают об амурных делах мальчиков из самурайских семей. В двух из двадцати косё, который спит не со своим господином, спасался от наказания только немедленным обриванием головы и заявлением, что он уже взрослый. Так добродетельный господин отказывался от своих прав на мальчика, а тот, в свою очередь, прерывал связь с любовником.

Пока продолжались отношения между вакасю и его партнером, последний должен был обучать мальчика чести, долгу и воинским искусствам, а так же быть положительной ролевой моделью и примером поведения - таким образом, сюдо было двусторонне прибыльным явлением. Пусть вакасю мог краситься и носить одежду, делавшую его похожим на девушку, но он все равно воспринимался как будущий воин - разве что на ранней стадии развития. В Нансёку о:кагами не зря по сюжету в одном и том же рассказе может сочетаться эпизод, где юноша занят своей одеждой или прической, а следом - тот же юноша будет вовлечен в поединок, кровавую месть, убийство или даже самоубийство. Поскольку процесс взросления и наступление зрелости были так же неотвратимы, как безрадостная кончина - красота вакасю сравнивалась с облетающими лепестками сакуры - приевшимся образом, несущим в себе оттенок и быстротечности, и эротики. Не зря даже такие исторические персонажи, как Минамото-но Ёшицунэ, во многих произведениях изображаются сначала как бисенены, а потом - как бесстрашные герои, готовые встретить трагическую смерть.


Представление, проституция и коммерциализация
В 1374 году молодой сёгун Асикага Ёсимицу посещал синтоистское святилище в Имагумано, где любовался на "обезьяньи пляски" храмовых мальчиков...домой он вернулся в 11летним (9-10 по современным меркам) танцором Зэами и его отцом Канъами в придачу. Не без поддержки Асикаги Зэами стал любимцем императора, и он исполнял танцы и короткие сценические произведения, которые писал для него отец - такие же он будет сам писать, когда станет основателем театра Но. Интрижка сёгуна с Зэами, конечно же, подвергалась строгой критике, не только из-за юного возраста последнего, но и потому, что Асикаге не пристало бы заводить связь с низкородным храмовым мальчиком. Однако придворный Нидзё Ёситомо защищал выбор сёгуна, отмечая неземную красоту Зэами.

"Когда он танцует, он прекраснее, чем все цветы этого мира и чем все семь осенних трав, увлажненных вечерней росой. […] Мне следовало бы сравнить его с изобильными соцветиями вишни или груши в тумане весеннего рассвета; вот чем он очаровывает, своей цветущей наружностью. "
перевод на английский Thomas Blenman Hare

И Но, и традиционные танцы иногда ассоциировались с мужской проституцией, но театр Кабуки был еще ближе к ней. Появившийся в начале 17 века и развившийся из представлений, которые ставились в борделях в качестве демонстрации имеющегося товара, театр кабуки изначально подвергся гонениям. Первые труппы кабуки показывали короткие пьесы с танцами и пением, - кроме того, роли исполняли и женщины, так что те нередко заводили себе покровителей из публики. С 1629 по 1646 был издан ряд запрещающих законодательных актов, изгнавших актрис со сцены - не только из Кабуки, но даже из кукольного театра дзёрури!
Кроме того, было введено некое подобие цензуры - для пьес следовало выбирать более достойные сюжеты, не несущие в себе никаких пошлых и аморальных посылов. Примерно с 1612 года стали множиться чисто мужские труппы Кабуки, и, естественно, в такие труппы часто попадали хорошенькие вакасю, которые для исполнения женских ролей облачались в дамскую одежду, отчего становились еще привлекательнее. Тогда правительство решило, что снова возникнет проблема с неискоренимой связью театра и проституции, и был издан запрет на исполнение мужчинами женских ролей. В 1654 году и вовсе был издан закон, согласно которому все актеры должны были выбривать лбы, подчеркивая свой статус взрослого мужчины. В Нансёку о:кагами это явление описано как "словно нераспустившиеся цветы были сорваны с ветвей". К счастью многих, вакасю и оннагата ввели моду носить сложенный лоскут лиловой ткани, покрывая им выбритые волосы.

Кроме того, многие ученики, которых брали в труппы часто подрабатывали в чайных домиках в театральных кварталах. Слишком юные или слишком неопытные, чтобы играть на сцене, они становились "ироко" (пестрые дети, или более метафорично - дети любви), и хотя они были зарегистрированы в театре, многие из них в итоге даже не выходили на сцену.

(Хисикава Моронобу, 1685)

Актеры-вакасю (вакасю-гата, которые по сути и не были вакасю, а просто играли такую роль в пьесах) считались подходящими исполнителями не только для женских ролей, но и для ролей романтических героев и утонченных молодых аристократов. Вакасю были предметом вожделения и мужчин, и женщин, - так что и мужчины-проститутки обслуживали клиентов любого пола - что видно по сюнгам - разве что дамы предпочитали мальчиков постарше.

Кроме театральных кварталов, мужская проституция процветала и недалеко от храмов. От чиго требовались определенные обязательства, кроме всего от них требовалось приличное поведение или вероятность дать какие-либо обеты. Если монаху не хотелось брать на себя эту ответственность, или если в его храме было запрещено заводить чиго, он мог просто пойти в бордель - такие всегда были возле крупных храмов, где и монахи, и паломники могли заинтересоваться подобными услугами. В литературе и сюнгах 17-18 века видно, что амурные приключения монахов были частым сюжетом, вызывавшим насмешки.

В романе Ихары Сайкаку "Мужчина, предавшийся любви", увидевшем свет в 1682 году, главный герой с неизмеримыми сексуальными аппетитами, пройдя обряд гэнпуку в нежном возрасте 14 лет, совершил паломничество в храм Хасэ, по пути откуда он снял себе мужчину старше его на десять лет - чему он очень огорчился. Забавна эта ситуация тем, что как нельзя лучше раскрывает понятие нансёку: протагонист ожидал, что снимает мальчика, а не мужчину. Так что в итоге мы получаем смену ролей - сверху мальчик, едва остригший челку, снизу - взрослый мужчина, что было, естественно, полным переворотом привычной системы.

В то время, в середине 17 века, сюдо распространилось среди городского населения, частично благодаря процветающему издательскому делу, с помощью которого распространялись книги вроде Нансёку о:кагами, советы, касающиеся любой мелочи - от начала ухаживаний до письма с разрывом, когда страсть неминуемо угаснет, сборники поэзии, сальных шуточек, и безмерное количество укиё-э и сюнга в том числе. В 1676 году ученый Китамура Кигин составил труд "Ивацуцудзи" (Горные азалии, первое издание - 1713 год), антологию поэзии на тему сюдо. Целью его труда было создание благородного и чистого эстетичного образа мужской любви для современного читателя. Кигин избегал грубого материала, но его примеру последовали издатели порнографичной литературы и сатирической поэзии, начавшие собирать истории о похотливых монахах, мальчиках-проститутках и тому подобных. Однако уже в это время сюдо представлялось каким-то пережитком прошлого, на который лучше было бы любоваться издалека или которому можно было посвящать стихи.

Если сюдо и считалось чем-то вполне приемлемое, то в этом явлении были и отрицательные стороны. Наиболее очевидной отрицательной стороной было то, что многие пытались добиться молодых людей, вышедших из дозволенного возраста. В одной хронике 17 век говорилось о том, что мало кого привлекали юноши, у которых были волосы на ногах, или же пробивалась щетина на лице - доходило до того, что молодые люди избавлялись от нежелательной растительности на своем теле. На некоторых сюнгах 17-18 века можно увидеть троих взрослых, развлекающихся вместе - хотя такая гравюра, скорее всего носит сатирический характер: все трое омерзительны внешне - по их виду ясно, что они низкородная шваль. В углу гравюры проститутка в ужасе прикрывается, чтобы не видеть такую гадость.


Слива или ива, вакасю или девица?
Противоположностью нансёку было понятие "дзёсёку" - "женские краски, женская любовь". Оба термина предполагают, что один их партнеров - мужчина. Связь между двумя женщинами вообще не заслужила того, чтобы заиметь отдельное название. И литературные, и художественные памятники 17-18 века часто указывают на одновременную заинтересованность в партнерах обоих полов: на сюнгах нередко можно увидеть menage a trois с двумя мужчинами и одной женщиной, а то и с тремя мужчинами, как на сюнге Сузуки Харунобу примерно 1770го года , из серии "Фурю энсёку Манээмон", по сюжету которой главный герой совершает путешествие, в котором изучает все возможные виды разврата. На интересующей нас гравюре он наблюдает, как актер "развлекает" своего покровителя.

Масанобу Окумура. Новогоднее собрание в веселом доме. Примерно 1739 год

На порнографических гравюрах и в фривольных рассказах, мужчины ищут связи и с вакасю, и с женщинами, женщины ищут связи с вакасю, а вакасю - с женщинами или более молодыми мальчиками. В пьесе кабуки "Наруками и Фудо-мё" (1742 год) есть сцена, в которой главный герой, Дандзё, которого оставили ни с чем , когда тот жаждал получить аудиенцию у аристократа, пытается овладеть 13летним сыном этого аристократа, который отбивается от него с криком "извращенец!". Отвергнутый, он пытается утешиться с прислужницей, но и она спасается от него. Тогда Дандзё сокрушается: "Две чашки чая испросил - и оба раза мне отказали!".

(Сузуки Харунобу, 1740 год.)

Образ вакасю закрепился в эстетике как стандартная визуализация образа привлекательного юного любовника, знакомого читателю как по сюнгам, так и по книгам. Актеры кабуки же всегда стояли особняком: и те, кто исполнял только мужские роли, и те, кто исполнял роли женские - часто подвергались яростным преследованиям 17-18вечных фанаток.
В одном из рассказов в Нансёку о:кагами рассказывается омолодой аристократке, которая заводит роман с актером-оннагатой, который легко проникает в ее комнату, одетый женщиной, так что если он проходит мимо стражи - те тольео бледнеют от желания и пропускают красавца. Увы, ничего у них не получается кроме традиционное прекоитальной сакадзуки, - в комнату вламывается разъяренный брат девушки и забирает актера к себе, оставляя бедняжку неудовлетворенной.

(Сузуки Харунобу. 1765-1770)

Отсюда напрашивался вопрос, который не мог не терзать гулящих мужчин эпохи Эдо: как же не потерять своего любовника, если вы имеете еще и любовницу? В книгах того времени давался такой совет: не позволяйте им встретиться. Есть множество эротических гравюр, на которых мужчина обнаруживает свою любимую наложницу в постели с мальчиком (или наоборот), берет ситуацию в свои руки и в итоге имеет обоих. На других можно увидеть настоящие оргии - где все довольны, не смотря на неудобные позы.

иСТОЧНИК

@темы: история, япония, интересно

---

Набрала почитать)
баннер Блича с Бьякуей что то с чем-то

@темы: ФБ

---

 mayaudara,  Rabbit Arisu, однако, здравствуйте)

@темы: пч

---

кофе, плюшки бдсм

@темы: пч

---

@темы: арт, Okita Sogo, Gintama

---

Охуенно же

@темы: видео, Gintama

---

@темы: Okita, Kagura, Gintama

---

Продолжая киномарафон, сходили на "Мстители. Война бесконечности" муж уже второй раз ходил, засранец
Во-первых, погода впервые за весь предположительно теплый май была действительно неплохой - +7 градусов тепла, это хоть как-то отличается от до этого стабильной -/0 температуры, со снего-дождем посреди весны. Так что даже было приятно прогуляться до кинотеатра)
Но вся прелесть настроения была испорчена унылым ожиданием сеанса - около часа, ибо выходили заранее. пускай и не настолько унылым так как хоть как-то было скрашена любимой острой курочкой кфс
Фильм - чудесный) Больше всего порадовал Тор, ибо все моменты с ним - воистину прекрасны

спойлер

но Гамору действительно было жалко больше всех - да и сцена с её смертью была снята отлично. Всё же Танос, как бы он ее не любил - редкостный выблядок
Сцена после титров - заинтриговала очень) Да и к тому же они не смеют сделать следующую часть хуже чем эту - а она была прекрасна, значит, стоит ждать эпического продолжения)

@темы: кино, мстители

---

А еще, а еще ..... просто ыыыы))
Я так рада, что спустя столько времени - а около пяти лет прошло - мы вновь нашли друг друга) тискает  Givsen
Всё же, какой бы я не была распиздяйкой, очень рада что вспомнила свой старый ник)
Иначе как бы она меня узнала

---

Пересмотрела арку Ёшивары.
Хотя смотрела последний раз ее 5 лет назад ого!, до сих пор помню эти моменты. Но столько времени прошло - прям по новой)
Все же, насколько одновременно печальная и грустная судьба у женщин, отображенных под железным небом - хотя у Сораичи женщины всегда изображены/показаны/описаны прекрасно, здесь было очень больно. Наверное, особенно когда ты сама женщина, и понимаешь насколько их жизнь - трагедия.
Хинова, без сомнения, некий прообраз идеала для мужчин того времени - яркая, сильная духом, верная, несломленная, но одновременно нежная и мягкая.
Да и сами женщины, пускай даже легкого поведения - вечное солнце, свет. В этом вся Япония - не иначе страна восходящего солнца. Восходящее солнце, которое никогда не померкнет, а будет только подниматься, снова и снова.
Но, опустив философские взыскания, всё же Камуи - очаровашка Видеть его таким сейчас, и полностью осознавать прошлое и будущее - одно удовольствие) все же к Ято я неравнодушна)
Хотя Цукуё, отчего-то, не так зашла как в первый раз - либо ее образ стал настолько привычным, либо ей нечем было заново меня удивить. По сути, одно и то же.
Кагура в режиме берсерка - что-то с чем-то. Просто
Но сам Хоусен - та еще личность. Ненавидя его вначале, к концу стало тоже как то не по себе. Всё же, он пытался любить, просто не умея это делать - калеча, измывая, привязывая к себе. Природно страшась солнца, ненавидя и отчаянно любя, он ломал его по кусочкам, пока оно в итоге не сломило его. Да, даже после его смерти, несмотря на то какой он был мудак - тонкий оттенок сожаления и грусти.
Всё же, Гинтама как никто умеет сделать так, чтобы что то внутри защемило.

@темы: Gintama

---

@темы: Умибозу, Gintama, Коока

---

У меня определенно великие планы и идеи на ближайшее время
главное чтобы писюн не оказался коротковат

@темы: хьюга, gintama, naruto, фб

---

Вчера с МЧ и друзьями сходили на Дэдпул 2)
Бог мой, почти те же ощущения,что и от просмотра первой части, но тогда я не знала чего ждать, а теперь была готова)
Особенно сцена, где

спойлер

Джагер его порвал пополам, и он сидит в рубашке торговца кокса и отращивает новые ножки, вынесла меня напрочь, ржала минут 10
Все же как хорошо, что существует такой герой) Даже, казалось бы, вот, грустный момент - ГГ вот-вот заплачет, ан нет, стебет сам себя
И эти слэшные намеки с Колоссом радовали мой извращенный яоем и не только мозг) поэтому уже в кинотеатре озадачилась наличием фанфов на эту тему)
Да и мисс Удача шикарна, хотя зачастую в супергеройских сагах женщины особо не так привлекательно раскрыты, но эта была особенно харизматична)
А на самом деле герой фильма - таксист)
В общем шикарно, кто не ходил всем советую посмотреть))

о да, детка!

@темы: кино, Deadpool

---

@темы: Okita, Kagura, Gintama, OkiKagu

---

Название: Сладкое данго
Автор:Clerro
Бета: -
Пейринг/Персонажи: Джирайя/Цунаде Сенджу, Орочимару, Дан Като
Жанр: Hurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика
Рейтинг: R
Предупреждение: OOC
Статус: закончен
Саммари: Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
Дисклаймер: Права на героев и вселенную "Наруто" принадлежат М. Кишимото.
Примечание: Всем сердцем люблю эту пару, и отчего то написание данного мини далось тяжело. Психологически наверно, и я надеюсь, мне хоть немного удалось передать их чувства.

тык

То, что люди называют любовью – вещь необъяснимая и не вполне понятная.
Кажется, Цунаде родилась с этой мыслью, она впиталась в нее с молоком матери и окончательно укоренилась с запахом постиранных пеленок, которые мама торопливо перебирала, когда маленький Наваки заходился судорожным плачем.
А когда она передавала теплый маленький сверток в дрожащие руки сестры, тут же волнующе прижимающей его к груди, эта мысль врастала корнями в благодатную почву, росла и цвела.
Наваки пах так, как пахнут маленькие дети, и одновременно как пах никто – теплой кожей, дрожащими ресничками, маленькими пальчиками, крепко хватающими за отворот рубашки. Сладко- молочно.
Мысль постепенно обрастала в чувство, когда Цунаде ругала уже мальчонку за разбитый двухсотлетний сервиз, а он, потупив голову, виновато утыкался носом ей в живот.
-Прости, сестренка, - его голос звучал настолько тихо, что Цунаде вздыхала, взлохмачивала и так непослушную шевелюру и прижимала к себе.

Так же как спустя пару лет прижимала несносного беловолосого воздыхателя после того, как разбила ему нос и сломала три ребра. Опять.
Раздражение до колющей боли в голове она познала чуть позже – быть может слишком рано для ее возраста, а может было вполне достаточно.
То, что Джирайя ее бесит, она поняла с первого взгляда –он был слишком настырным, уверенным в себе и ненормальным. Ей отчего то было стыдно за ним перед учителем, о чем она не забывала напоминать себе раздачей очередных тумаков. А что бесило ее еще больше, так это его очередная наглая улыбка и протяжное колкое «Плоскодонка».
Орочимару - мальчик, который был слишком бледный и спокоен для своего возраста, - не вызывал у нее никаких чувств - лишь смиренно смотрел, как в очередной раз Джирайя со скоростью кометы летит вверх поцеловаться с небесами. Его это совсем не волновало.

***

- Пойдем, я угощу тебя данго? – Джирайя озарил ее белоснежной улыбкой, стирая тыльной стороной ладони пыль со лба.
- Пф, посмотри на себя, - Цунаде придирчиво осмотрела его с головы до ног. – И как по твоему ты сейчас зайдешь в магазин? Ты выглядишь так будто подмел собой все улицы Сунагакуре.
- Ну.. это.. я тренировался, а сейчас жутко голоден! Ну пожалуйста, Цунаде-чан, всего один раз!
Цунаде вздохнула полной грудью, отчего Джирайя мечтательно кинул взгляд на два райских полушария – благо, теперь ее прошлое прозвище уже было не к месту.
- Ладно, но только потом не спрашивай опять отчего ты самый грязный паршивец в Конохе, - она ухмыльнулась, развернувшись в сторону запаха готовящихся самых вкусных данго в мире, и Джирайя почти вприпрыжку последовал за ней.
«Все же, и сзади тоже все в порядке», - подхихикнув своей же мысли, он был награжден тумаком достойным сотрясения черепа.

***

Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
- Ну-ну, не стоит так терзать себя, - его голос проник сквозь пелену шума, как будто кто то выкрутил радио на максимум – а потом Цунаде сгребли в охапку и прижали к себе.
Орочимару, прислонившись спиной к сухому дереву, задумчиво окидывал взглядом слишком молодое тело, теперь уже мертвецки бледное. Этой девочке было около 6 лет, и на следующий год ей было бы впору поступать в академию – наверное, она ждала этого с нетерпением.
- О-она же… - Цунаде захлебывалась слезами, уткнувшись носом в грудь Джирайи.
- Ты сделала все что могла, не вини себя, - его волосы лезли в лицо, кололи щеки, но ей было все равно.
Куноичи подняла до этого безвольно опущенные руки и обняла в ответ.

***

В тот вечер она должна была умереть.
Но вместо этого дождь продолжал стучать по крышам, пропитывая влагой землю, которая стонала под торопливыми шагами, отзываясь лужами и грязью на ботинках.
Цунаде не пыталась вырвать из груди отчаянно трепещущий комочек - казалось, его больше не стало, ведь все, что осталось - это белая пелена, сухость в горле, отчаянное, захлебывающее дыхание, и трясущиеся руки, пропитанные алой, багряной кровью.
- Это все, - Орочимару протягивает тонкую белую ладонь, сжимающую ожерелье.
Цунаде взяла его в руки - переливаясь острыми гранями, под игрой света и дождя, оно еще сохранило тепло тела Наваки.
Капли воды непрестанно падали на алмазный кристалл, и казалось, он плакал вместе с небом, орошающим стеной плача эту деревню.
Слез не было, и не должно быть - просто неторопливая, стенающая, томящая боль колола сухие глаза.
Тяжелая ладонь опустилась на женское хрупкое плечо, сотрясаемое дрожью.
В аромат сырости, засохшей и свежей крови, вмешался до боли знакомый запах пороха и чернил.
- Пойдем, я уведу тебя отсюда, - Джирайя говорил слишком тихо и хрипло, да и Цунаде не в состоянии спорить.


Он разувал ее не торопясь, аккуратно отставив ботинки в сторону, и размотав серо-багряный бинт, раннее опоясывающий правую лодыжку куноичи.
Цунаде бережно облокотили об стену,сняли промерзлую блузку и завернули в полотенце. Хоть она всегда была реалисткой, настоящее уже съело ее изнутри, вывернув наружу внутренности, наполнив изнутри мерзкой магмой.
- Я принесу теплую воду, - Джирайя поднялся,попутно сбросив искромсанную рубашку, обнажая торс, покрытый тугими бинтами.
Время остановилось, покрывая реальность налетом из снедающей извести и горького пепла, и только тихие шаги разбавили повисшую в танце с дождем тишину.
- Надеюсь я быстро, - Джирайя присел на колени, поставив перед собой небольшой чугунные таз с горячей водой, источающей ароматы лечебных трав.
Он поднял голову, встречая в ответ лишь опустошенный взгляд.
Джирайя поднял левую стопу девушки, аккуратно опуская ее в маленькую ванну, и нежными движениями орошал водой истрадавшуюся кожу.
- Ты совсем не бережешь свои ножки, принцесса.
Цунаде отстранено вздрогнула, то ли от горячей воды, неприятно щипающей свежие ссадины, то ли от прозвище, ранее не произносимого этими губами.
Переведя взгляд на Джирайю, в пустом сознании впервые мелькнула мысль, что он за последний год раздался в плечах, и, несмотря на грязь и пыль, оказался красив. Покатые мышцы бугрились под загоревшей кожей, пальцы невесомо пробегали вдоль ее стопы, а предплечья украсила новая дорожка резанных шрамов. Наверняка он нравится многим девушкам.
Лишь морщина, которая самовольно пролегла между бровей, прибавляла ему пару лет.
- Совсем не бережешь..
Поднимая правую ногу куноичи, Джирайя провел пальцем по пульсирующему разрезу двухдневной давности.
Цунаде смотрела, как он ощупывает каждый пальчик, сгибая и разгибая, как будто проверяя целостность. Да, и все же пальцы у него слишком тонкие для таких больших и теплых ладоней.
Джирайя поднял голову, встретившись взглядами с Цунаде, и, не отводя глаз, приблизился губами к подъему стопы и невесомо коснулся губами.
Разряд тока проскочил по всему телу, собираясь нарастающим сладко-болезненным комком внизу живота, когда Джирайя высунул кончик языка и нежно лизнул кожу - язык у него оказался таким же горячим и влажным.
Внутри Цунаде что-то колыхнулось, когда она ощутила его горячее дыхание, забыв как дышать сама.
"Это всего лишь Джирайя", - казалось, должно было твердить ее сознание.
Но оно гнило во мгле.
- Поцелуй меня.
Джирайя вздрогнул, будто выйдя из прострации ее взгляда и ошалелого аромата кожи.
Отпустив ее стопу, он наклонился вперед, и его волосы седой волной рассыпались по ее груди.
Первое, что Цунаде почувствовала, было самое яркое - это сухие, но теплые, дрожащие губы, легко коснувшиеся лба.
Он отстранился, и куноичи отчего-то подалась вперед.
- Не так - ты же знаешь что я имела ввиду, - в горле было отвратительно сухо.
Джирайя мотнул головой, отстраняясь дальше и теперь уже пряча взгляд. Под весом его тела заскрипела старая половица, вторя шуму проливающегося дождя.
- Я не хочу, чтобы это было так, - он хотел уже окончательно порвать дистанцию и подняться, но Цунаде ухватила его тонкой ладонью за шею.
- Пожалуйста.
Слово - лишь выдох, когда она сама прижалась к его губам, отчаянно сминая их своими, прикусив его нижнюю губу, и заставив откинуться назад. Сухие губы на вкус оказались мягкие, с легким солоноватым привкусом, но все еще держащие оборону.
Это - не поцелуй, а лишь отчаянное наступление.
- Цунаде, ты.. - неимоверными усилиями Джирайя оторвался от ее губ, и, положив ладонь на грудь, слегка оттолкнул.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста..
В голове - лишь пустота.
Отчего-то в отблесках души, плескающейся на глубине его серых глаз - скупая боль и отчаянная слабость, как у загнанного зверя, скулящего и потерявшего хозяина.
- Ты не понимаешь, что творишь, - но Джирайя уже сам притянул ее в себе.

Теперь Цунаде чувствует биение его сердца своей кожей. Оказалось, он - горячий, и руки у него крепкие, обжигающие. Джирайя накрыл ее губы своими, и она ответила резко и яростно, когда их языки сплелись в диком танце, и пальцы сами запутались в его волосах.
Это - не поцелуй, а лишь спасение, и Цунаде плескается в его огне.
Цунаде потянула его назад, на холодный промозглый пол, и старая половица вновь слабо скрипнула в ответ. Джирайя накрыл ее сверху своим телом, и эта тяжесть была настолько приятна, что Цунаде притянула его еще ближе.
Джирайя покрывает поцелуями ее лицо, шею, останавливаясь на пульсирующей артерии, вырисовывая ее контур языком, и из груди куноичи вырывается стон.
Ранее зарождавшаяся внизу волна расплескалась с новой силой, кого Джирайя провел дорожку поцелуев ниже, и, остановившись на розоватой горошине, втянул ее губами.
Застонав, Цунаде обхватила его торс ногами, и толкнулась бедрами вверх, сжимаясь крепче, пока Джирайя прижал ее две руки к полу своей одной, второй попутно лишая куноичи остатков промокшей одежды.
Пол неприятно резал спину, делая ощущение прикосновений резче и ярче, и Цунаде забывалась в них.
Как только Джирайя ослабил хватку, она скользнула руками к его голове, притягивая губы ближе к своим, и потерялась в очередном головокружительном смятении.
Джирайя дышал тяжело и глухо, мышцы крепли под натяжением вздувшихся вен, и шум орошающей пустые улицы воды смешивался с их дыханием.
Его губы и язык были везде: вырисовывали витиеватые узоры на плоском животе, целовали кончики пальцев, оставляли следы на молочно-белых бедрах.
В водоворот отчаянья и наслаждения вплелась острая, резкая боль, и у Цунаде перехватило дыхание, когда черные мошки промелькнули перед глазами.
"Больно, больно - это тело еще что то чувствует."
Джирайя был горячим и тяжелым сверху, и теперь распирал ее адским пламенем изнутри- казалось, этому нет конца, пока он слизывал ее покатившиеся слезы с саднящих щек.
Ощущения постепенно стихали, и Цунаде потянула за кончик бинта на его спине, затягивая туже, отчего Джирайя болезненно поморщился.
- Думаешь, мне было недостаточно больно все это время, Цунаде-чан? -легкая усмешка, и толчок в судорожно сжатые бедра.
Боль отзывалась тонкой нитью, переплетаясь с распирающим наслаждением внизу живота от каждого движения. Цунаде скрестила ноги за его спиной, прижимая ближе к себе, и оставляя на спине алые следы впившихся ногтей.
Теперь Джирайя вбивался в нее быстрыми рывками, яростно и жадно, казалось, пытаясь потопить ее боль под обломками своей, накрывая волной сладостной муки и предвестием скорой разрядки.
А потом был лишь взрыв - сжавшийся комочек агонии внизу разразился волной наслаждения, изливаясь соком по всему телу, до немоты кончиков пальцев.
Естество перестало существовать, и, резко открыв глаза, перед Цунаде - лишь мерзкий серый потолок, покрытый налетом из старой пыли, и задохнувшийся в собственном дыхании Джирайя.
Слезы накрыли безудержной лавиной, и Цунаде завыла как раненный зверь, прижимая разгоряченное сильное тело ближе к себе, зарываясь ногтями в его исполосованную кожу.
Небо плакало вместе с ней, разрываемое раскатами грома.
Больше ничего не осталось.
-Спасибо. А теперь уходи.
Джирайя вздрогнул, как будто его окатили ушатом ледяной воды.
Он встал не спеша, медленно застегнув штаны и накинув на плечи свою старую рубашку.
Цунаде подняла взгляд на него, окидывая взглядом грудь и шею, на которых она собственноручно оставила метки.
- Береги себя, Цунаде. Не делай глупостей.
В глаза он ей не смотрел.
Дверь распахнулась протяжным скрипом, и Джирайя растворился в стене дождя.

***

"Дан...Дан...Дан...."
Казалось, он был полностью в ее голове, в ее сердце, которое тревожно замирало от случайно брошенного взгляда этих пронзительно светлых глаз. Цунаде смущенно отвернула голову, когда он одарил ее улыбкой, слегка коснувшейся его губ. Улыбкой, которая чем то так вопиюще-больно напоминала о Наваки.
Сердце, только что остановившееся от волны чувств, мгновенно сжалось, вытолкнув порцию крови по артериям, и Цунаде задохнулась от боли.
- С тобой все в порядке? - Дан наклонился ближе, и она почувствовала слабый аромат перечной мяты и утреннего кофе.
- Д-да, все хорошо, не волнуйся об этом, - он оказался слишком близко, и Цунаде, резко выдохнув, чуть отпрянула назад.
- Да ты сегодня сама не своя, - Дан взял ее ладонь в свои руки, аккуратно касаясь нежной кожи, - ты уверена что тебя ничего не беспокоит?
- Нет, что ты, я просто не выспалась, - куноичи накрыла его большие ладони своими, ощущая приятную прохладу.
- Может тогда рамен? Ты же его обожаешь, мне Джирайя говорил что уплетаешь за обе щеки, - ниндзя усмехнулся.
Что-то оборвалось где то там, в груди, протяжно защипало и заныло.
Перед глазами возник смутный образ двухмесячной давности, растворяющийся в смятенном сознании. Ведь спустя лишь время она осознала, что сделала больно ему, а не себе.
- Он врун, я совсем немного ем, - Дану не стоит знать о ее мыслях.
- Мне нравится, когда ты хорошо кушаешь, ты же так много работаешь!
- И то верно.
Дан приобнял ее за талию,и девушка повыше затянула жилет. Все же, осень давала о себе знать, заметая улицы опавшей листвой, а влажная прохлада заставляла людей укутываться потеплее.
Пускай сейчас их будет ждать горячий и ароматный, щедро приправленный рамен, но Цунаде чертовски сильно хотелось данго, политый сладким сиропом.
И легкую, только уголками губ улыбку друга, предназначенную лишь ей.
Друга ли?
Сердце глухо ухнуло.

***

Время не жалеет никого, особенно истерзанные души, молча кричащие о тепле и приюте.
20 лет - это не срок, а лишь мгновение, обреченное в кусочек жизни.
Цунаде точно знала, что ей и столетия не было бы достаточно.
Джирайя теперь еще сильнее пах чернилами, а жабье масло насквозь пропитало его одежду. Улыбка у него такая же, как и в детстве - белоснежная, яркая, как вспышка.
Только легкие дорожки морщин говорили о том, он уже далеко не сорванец.
Саке было выпито слишком много, и Цунаде казалось, что закатное солнце сияло слишком ярко.
Пробегавшие мимо дети пылали радостью и юностью, и Хокаге облокотилась на скамейку, небрежно отставив недопитую бутылку в сторону.
- Возвращайся живым, - саннин отложил свиток в сторону, переводя взгляд с мальчишек на Цунаде.
- Если я потеряю еще и тебя, я... - взгляд помутнел, и Джирайи стало теперь двое - Цунаде едва удержалась от желания протянуть руку и схватить за рукав хотя бы одного.
- Будешь плакать обо мне? Я польщен, - прищурив глаза, он усмехнулся, и у Цунаде еще сильнее защемило сердце, так, что начало мутить.
Джирайя казался в тот момент слишком близким и далеким, но столь родным и теплым, и пятая в который раз осознала, какая она дура.
- Так как насчет того чтобы поспорить со мной? - Цунаде вскинула голову, встречая взгляд его серых глаз своими, залившись румянцем, - то ли от выпитого, то ли от переполнявших чувств.
- Ты поставишь на то, что я погибну - ты ведь постоянно проигрываешь, - он говорил о смерти столь непринужденно, что казалось для него это совсем приемлемая вещь.- Ну а если я вернусь живым..
Внутри затрепетало, и сердце пустилось в пляс, как никогда, пульсируя в висках. По телу пробежалась дрожь, и Цунаде шире распахнула глаза, покрытые поволокой неверия и алкоголя.
- Да шучу я, шучу, - Джирайя вновь усмехнулся, и Хокаге чудом сдержала приступ подвернувшихся слез.
Солнце сильнее клонилось в закат, лишая деревню света, освещая ее лишь остатками своих ярких лучей. Листва потянулась вслед, как будто бы пытаясь в последний раз ухватиться за них, но движение было неумолимо - на дома постепенно наступали сумерки, пожирая тени света.
- Ну, я пошел, - Джирайя протянул руку к свитку, раннее небрежно брошенному на скамью.
Дрожь пробежала по телу Цунаде, и она сжала кончиками пальцев хаори.
Сейчас, быть может, она сможет наконец-то его принять, прокричать какая же она все-таки идиотка, сказать то, что столько лет осознанием гложило ее душу.
Вспышка - и кусками воспоминаний пролетает объятие матери, сладкое данго с пролитым на дорогое платье сиропом, и первое прикосновение сухих теплых губ.
Цунаде открыла рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но получилась лишь тишина.
Джирайя пристегнул свиток и развернулся в пол-оборота, окидывая взглядом пятую.
Он улыбнулся чему-то своему, и Цунаде почувствовала горечь во рту, когда щемящее чувство разлилось внутри груди, обжигая ребра.
- Счастливо.
Солнце почти скрылось за линией горизонта, и деревню охватили сумерки.
Лишь белая копна волос белела вдалеке, и Хокаге не сводила с нее взгляда.
Когда он вернется, она все ему скажет.
А он вернется, ведь она намерена проиграть спор.
Обязательно вернется.

@темы: джирайя/цунаде, фанфик, Naruto