Вдыхая кислоту.
Название: Сладкое данго
Автор:Clerro
Бета: -
Пейринг/Персонажи: Джирайя/Цунаде Сенджу, Орочимару, Дан Като
Жанр: Hurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика
Рейтинг: R
Предупреждение: OOC
Статус: закончен
Саммари: Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
Дисклаймер: Права на героев и вселенную "Наруто" принадлежат М. Кишимото.
Примечание: Всем сердцем люблю эту пару, и отчего то написание данного мини далось тяжело. Психологически наверно, и я надеюсь, мне хоть немного удалось передать их чувства.
тык
То, что люди называют любовью – вещь необъяснимая и не вполне понятная.
Кажется, Цунаде родилась с этой мыслью, она впиталась в нее с молоком матери и окончательно укоренилась с запахом постиранных пеленок, которые мама торопливо перебирала, когда маленький Наваки заходился судорожным плачем.
А когда она передавала теплый маленький сверток в дрожащие руки сестры, тут же волнующе прижимающей его к груди, эта мысль врастала корнями в благодатную почву, росла и цвела.
Наваки пах так, как пахнут маленькие дети, и одновременно как пах никто – теплой кожей, дрожащими ресничками, маленькими пальчиками, крепко хватающими за отворот рубашки. Сладко- молочно.
Мысль постепенно обрастала в чувство, когда Цунаде ругала уже мальчонку за разбитый двухсотлетний сервиз, а он, потупив голову, виновато утыкался носом ей в живот.
-Прости, сестренка, - его голос звучал настолько тихо, что Цунаде вздыхала, взлохмачивала и так непослушную шевелюру и прижимала к себе.
Так же как спустя пару лет прижимала несносного беловолосого воздыхателя после того, как разбила ему нос и сломала три ребра. Опять.
Раздражение до колющей боли в голове она познала чуть позже – быть может слишком рано для ее возраста, а может было вполне достаточно.
То, что Джирайя ее бесит, она поняла с первого взгляда –он был слишком настырным, уверенным в себе и ненормальным. Ей отчего то было стыдно за ним перед учителем, о чем она не забывала напоминать себе раздачей очередных тумаков. А что бесило ее еще больше, так это его очередная наглая улыбка и протяжное колкое «Плоскодонка».
Орочимару - мальчик, который был слишком бледный и спокоен для своего возраста, - не вызывал у нее никаких чувств - лишь смиренно смотрел, как в очередной раз Джирайя со скоростью кометы летит вверх поцеловаться с небесами. Его это совсем не волновало.
***
- Пойдем, я угощу тебя данго? – Джирайя озарил ее белоснежной улыбкой, стирая тыльной стороной ладони пыль со лба.
- Пф, посмотри на себя, - Цунаде придирчиво осмотрела его с головы до ног. – И как по твоему ты сейчас зайдешь в магазин? Ты выглядишь так будто подмел собой все улицы Сунагакуре.
- Ну.. это.. я тренировался, а сейчас жутко голоден! Ну пожалуйста, Цунаде-чан, всего один раз!
Цунаде вздохнула полной грудью, отчего Джирайя мечтательно кинул взгляд на два райских полушария – благо, теперь ее прошлое прозвище уже было не к месту.
- Ладно, но только потом не спрашивай опять отчего ты самый грязный паршивец в Конохе, - она ухмыльнулась, развернувшись в сторону запаха готовящихся самых вкусных данго в мире, и Джирайя почти вприпрыжку последовал за ней.
«Все же, и сзади тоже все в порядке», - подхихикнув своей же мысли, он был награжден тумаком достойным сотрясения черепа.
***
Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
- Ну-ну, не стоит так терзать себя, - его голос проник сквозь пелену шума, как будто кто то выкрутил радио на максимум – а потом Цунаде сгребли в охапку и прижали к себе.
Орочимару, прислонившись спиной к сухому дереву, задумчиво окидывал взглядом слишком молодое тело, теперь уже мертвецки бледное. Этой девочке было около 6 лет, и на следующий год ей было бы впору поступать в академию – наверное, она ждала этого с нетерпением.
- О-она же… - Цунаде захлебывалась слезами, уткнувшись носом в грудь Джирайи.
- Ты сделала все что могла, не вини себя, - его волосы лезли в лицо, кололи щеки, но ей было все равно.
Куноичи подняла до этого безвольно опущенные руки и обняла в ответ.
***
В тот вечер она должна была умереть.
Но вместо этого дождь продолжал стучать по крышам, пропитывая влагой землю, которая стонала под торопливыми шагами, отзываясь лужами и грязью на ботинках.
Цунаде не пыталась вырвать из груди отчаянно трепещущий комочек - казалось, его больше не стало, ведь все, что осталось - это белая пелена, сухость в горле, отчаянное, захлебывающее дыхание, и трясущиеся руки, пропитанные алой, багряной кровью.
- Это все, - Орочимару протягивает тонкую белую ладонь, сжимающую ожерелье.
Цунаде взяла его в руки - переливаясь острыми гранями, под игрой света и дождя, оно еще сохранило тепло тела Наваки.
Капли воды непрестанно падали на алмазный кристалл, и казалось, он плакал вместе с небом, орошающим стеной плача эту деревню.
Слез не было, и не должно быть - просто неторопливая, стенающая, томящая боль колола сухие глаза.
Тяжелая ладонь опустилась на женское хрупкое плечо, сотрясаемое дрожью.
В аромат сырости, засохшей и свежей крови, вмешался до боли знакомый запах пороха и чернил.
- Пойдем, я уведу тебя отсюда, - Джирайя говорил слишком тихо и хрипло, да и Цунаде не в состоянии спорить.
Он разувал ее не торопясь, аккуратно отставив ботинки в сторону, и размотав серо-багряный бинт, раннее опоясывающий правую лодыжку куноичи.
Цунаде бережно облокотили об стену,сняли промерзлую блузку и завернули в полотенце. Хоть она всегда была реалисткой, настоящее уже съело ее изнутри, вывернув наружу внутренности, наполнив изнутри мерзкой магмой.
- Я принесу теплую воду, - Джирайя поднялся,попутно сбросив искромсанную рубашку, обнажая торс, покрытый тугими бинтами.
Время остановилось, покрывая реальность налетом из снедающей извести и горького пепла, и только тихие шаги разбавили повисшую в танце с дождем тишину.
- Надеюсь я быстро, - Джирайя присел на колени, поставив перед собой небольшой чугунные таз с горячей водой, источающей ароматы лечебных трав.
Он поднял голову, встречая в ответ лишь опустошенный взгляд.
Джирайя поднял левую стопу девушки, аккуратно опуская ее в маленькую ванну, и нежными движениями орошал водой истрадавшуюся кожу.
- Ты совсем не бережешь свои ножки, принцесса.
Цунаде отстранено вздрогнула, то ли от горячей воды, неприятно щипающей свежие ссадины, то ли от прозвище, ранее не произносимого этими губами.
Переведя взгляд на Джирайю, в пустом сознании впервые мелькнула мысль, что он за последний год раздался в плечах, и, несмотря на грязь и пыль, оказался красив. Покатые мышцы бугрились под загоревшей кожей, пальцы невесомо пробегали вдоль ее стопы, а предплечья украсила новая дорожка резанных шрамов. Наверняка он нравится многим девушкам.
Лишь морщина, которая самовольно пролегла между бровей, прибавляла ему пару лет.
- Совсем не бережешь..
Поднимая правую ногу куноичи, Джирайя провел пальцем по пульсирующему разрезу двухдневной давности.
Цунаде смотрела, как он ощупывает каждый пальчик, сгибая и разгибая, как будто проверяя целостность. Да, и все же пальцы у него слишком тонкие для таких больших и теплых ладоней.
Джирайя поднял голову, встретившись взглядами с Цунаде, и, не отводя глаз, приблизился губами к подъему стопы и невесомо коснулся губами.
Разряд тока проскочил по всему телу, собираясь нарастающим сладко-болезненным комком внизу живота, когда Джирайя высунул кончик языка и нежно лизнул кожу - язык у него оказался таким же горячим и влажным.
Внутри Цунаде что-то колыхнулось, когда она ощутила его горячее дыхание, забыв как дышать сама.
"Это всего лишь Джирайя", - казалось, должно было твердить ее сознание.
Но оно гнило во мгле.
- Поцелуй меня.
Джирайя вздрогнул, будто выйдя из прострации ее взгляда и ошалелого аромата кожи.
Отпустив ее стопу, он наклонился вперед, и его волосы седой волной рассыпались по ее груди.
Первое, что Цунаде почувствовала, было самое яркое - это сухие, но теплые, дрожащие губы, легко коснувшиеся лба.
Он отстранился, и куноичи отчего-то подалась вперед.
- Не так - ты же знаешь что я имела ввиду, - в горле было отвратительно сухо.
Джирайя мотнул головой, отстраняясь дальше и теперь уже пряча взгляд. Под весом его тела заскрипела старая половица, вторя шуму проливающегося дождя.
- Я не хочу, чтобы это было так, - он хотел уже окончательно порвать дистанцию и подняться, но Цунаде ухватила его тонкой ладонью за шею.
- Пожалуйста.
Слово - лишь выдох, когда она сама прижалась к его губам, отчаянно сминая их своими, прикусив его нижнюю губу, и заставив откинуться назад. Сухие губы на вкус оказались мягкие, с легким солоноватым привкусом, но все еще держащие оборону.
Это - не поцелуй, а лишь отчаянное наступление.
- Цунаде, ты.. - неимоверными усилиями Джирайя оторвался от ее губ, и, положив ладонь на грудь, слегка оттолкнул.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста..
В голове - лишь пустота.
Отчего-то в отблесках души, плескающейся на глубине его серых глаз - скупая боль и отчаянная слабость, как у загнанного зверя, скулящего и потерявшего хозяина.
- Ты не понимаешь, что творишь, - но Джирайя уже сам притянул ее в себе.
Теперь Цунаде чувствует биение его сердца своей кожей. Оказалось, он - горячий, и руки у него крепкие, обжигающие. Джирайя накрыл ее губы своими, и она ответила резко и яростно, когда их языки сплелись в диком танце, и пальцы сами запутались в его волосах.
Это - не поцелуй, а лишь спасение, и Цунаде плескается в его огне.
Цунаде потянула его назад, на холодный промозглый пол, и старая половица вновь слабо скрипнула в ответ. Джирайя накрыл ее сверху своим телом, и эта тяжесть была настолько приятна, что Цунаде притянула его еще ближе.
Джирайя покрывает поцелуями ее лицо, шею, останавливаясь на пульсирующей артерии, вырисовывая ее контур языком, и из груди куноичи вырывается стон.
Ранее зарождавшаяся внизу волна расплескалась с новой силой, кого Джирайя провел дорожку поцелуев ниже, и, остановившись на розоватой горошине, втянул ее губами.
Застонав, Цунаде обхватила его торс ногами, и толкнулась бедрами вверх, сжимаясь крепче, пока Джирайя прижал ее две руки к полу своей одной, второй попутно лишая куноичи остатков промокшей одежды.
Пол неприятно резал спину, делая ощущение прикосновений резче и ярче, и Цунаде забывалась в них.
Как только Джирайя ослабил хватку, она скользнула руками к его голове, притягивая губы ближе к своим, и потерялась в очередном головокружительном смятении.
Джирайя дышал тяжело и глухо, мышцы крепли под натяжением вздувшихся вен, и шум орошающей пустые улицы воды смешивался с их дыханием.
Его губы и язык были везде: вырисовывали витиеватые узоры на плоском животе, целовали кончики пальцев, оставляли следы на молочно-белых бедрах.
В водоворот отчаянья и наслаждения вплелась острая, резкая боль, и у Цунаде перехватило дыхание, когда черные мошки промелькнули перед глазами.
"Больно, больно - это тело еще что то чувствует."
Джирайя был горячим и тяжелым сверху, и теперь распирал ее адским пламенем изнутри- казалось, этому нет конца, пока он слизывал ее покатившиеся слезы с саднящих щек.
Ощущения постепенно стихали, и Цунаде потянула за кончик бинта на его спине, затягивая туже, отчего Джирайя болезненно поморщился.
- Думаешь, мне было недостаточно больно все это время, Цунаде-чан? -легкая усмешка, и толчок в судорожно сжатые бедра.
Боль отзывалась тонкой нитью, переплетаясь с распирающим наслаждением внизу живота от каждого движения. Цунаде скрестила ноги за его спиной, прижимая ближе к себе, и оставляя на спине алые следы впившихся ногтей.
Теперь Джирайя вбивался в нее быстрыми рывками, яростно и жадно, казалось, пытаясь потопить ее боль под обломками своей, накрывая волной сладостной муки и предвестием скорой разрядки.
А потом был лишь взрыв - сжавшийся комочек агонии внизу разразился волной наслаждения, изливаясь соком по всему телу, до немоты кончиков пальцев.
Естество перестало существовать, и, резко открыв глаза, перед Цунаде - лишь мерзкий серый потолок, покрытый налетом из старой пыли, и задохнувшийся в собственном дыхании Джирайя.
Слезы накрыли безудержной лавиной, и Цунаде завыла как раненный зверь, прижимая разгоряченное сильное тело ближе к себе, зарываясь ногтями в его исполосованную кожу.
Небо плакало вместе с ней, разрываемое раскатами грома.
Больше ничего не осталось.
-Спасибо. А теперь уходи.
Джирайя вздрогнул, как будто его окатили ушатом ледяной воды.
Он встал не спеша, медленно застегнув штаны и накинув на плечи свою старую рубашку.
Цунаде подняла взгляд на него, окидывая взглядом грудь и шею, на которых она собственноручно оставила метки.
- Береги себя, Цунаде. Не делай глупостей.
В глаза он ей не смотрел.
Дверь распахнулась протяжным скрипом, и Джирайя растворился в стене дождя.
***
"Дан...Дан...Дан...."
Казалось, он был полностью в ее голове, в ее сердце, которое тревожно замирало от случайно брошенного взгляда этих пронзительно светлых глаз. Цунаде смущенно отвернула голову, когда он одарил ее улыбкой, слегка коснувшейся его губ. Улыбкой, которая чем то так вопиюще-больно напоминала о Наваки.
Сердце, только что остановившееся от волны чувств, мгновенно сжалось, вытолкнув порцию крови по артериям, и Цунаде задохнулась от боли.
- С тобой все в порядке? - Дан наклонился ближе, и она почувствовала слабый аромат перечной мяты и утреннего кофе.
- Д-да, все хорошо, не волнуйся об этом, - он оказался слишком близко, и Цунаде, резко выдохнув, чуть отпрянула назад.
- Да ты сегодня сама не своя, - Дан взял ее ладонь в свои руки, аккуратно касаясь нежной кожи, - ты уверена что тебя ничего не беспокоит?
- Нет, что ты, я просто не выспалась, - куноичи накрыла его большие ладони своими, ощущая приятную прохладу.
- Может тогда рамен? Ты же его обожаешь, мне Джирайя говорил что уплетаешь за обе щеки, - ниндзя усмехнулся.
Что-то оборвалось где то там, в груди, протяжно защипало и заныло.
Перед глазами возник смутный образ двухмесячной давности, растворяющийся в смятенном сознании. Ведь спустя лишь время она осознала, что сделала больно ему, а не себе.
- Он врун, я совсем немного ем, - Дану не стоит знать о ее мыслях.
- Мне нравится, когда ты хорошо кушаешь, ты же так много работаешь!
- И то верно.
Дан приобнял ее за талию,и девушка повыше затянула жилет. Все же, осень давала о себе знать, заметая улицы опавшей листвой, а влажная прохлада заставляла людей укутываться потеплее.
Пускай сейчас их будет ждать горячий и ароматный, щедро приправленный рамен, но Цунаде чертовски сильно хотелось данго, политый сладким сиропом.
И легкую, только уголками губ улыбку друга, предназначенную лишь ей.
Друга ли?
Сердце глухо ухнуло.
***
Время не жалеет никого, особенно истерзанные души, молча кричащие о тепле и приюте.
20 лет - это не срок, а лишь мгновение, обреченное в кусочек жизни.
Цунаде точно знала, что ей и столетия не было бы достаточно.
Джирайя теперь еще сильнее пах чернилами, а жабье масло насквозь пропитало его одежду. Улыбка у него такая же, как и в детстве - белоснежная, яркая, как вспышка.
Только легкие дорожки морщин говорили о том, он уже далеко не сорванец.
Саке было выпито слишком много, и Цунаде казалось, что закатное солнце сияло слишком ярко.
Пробегавшие мимо дети пылали радостью и юностью, и Хокаге облокотилась на скамейку, небрежно отставив недопитую бутылку в сторону.
- Возвращайся живым, - саннин отложил свиток в сторону, переводя взгляд с мальчишек на Цунаде.
- Если я потеряю еще и тебя, я... - взгляд помутнел, и Джирайи стало теперь двое - Цунаде едва удержалась от желания протянуть руку и схватить за рукав хотя бы одного.
- Будешь плакать обо мне? Я польщен, - прищурив глаза, он усмехнулся, и у Цунаде еще сильнее защемило сердце, так, что начало мутить.
Джирайя казался в тот момент слишком близким и далеким, но столь родным и теплым, и пятая в который раз осознала, какая она дура.
- Так как насчет того чтобы поспорить со мной? - Цунаде вскинула голову, встречая взгляд его серых глаз своими, залившись румянцем, - то ли от выпитого, то ли от переполнявших чувств.
- Ты поставишь на то, что я погибну - ты ведь постоянно проигрываешь, - он говорил о смерти столь непринужденно, что казалось для него это совсем приемлемая вещь.- Ну а если я вернусь живым..
Внутри затрепетало, и сердце пустилось в пляс, как никогда, пульсируя в висках. По телу пробежалась дрожь, и Цунаде шире распахнула глаза, покрытые поволокой неверия и алкоголя.
- Да шучу я, шучу, - Джирайя вновь усмехнулся, и Хокаге чудом сдержала приступ подвернувшихся слез.
Солнце сильнее клонилось в закат, лишая деревню света, освещая ее лишь остатками своих ярких лучей. Листва потянулась вслед, как будто бы пытаясь в последний раз ухватиться за них, но движение было неумолимо - на дома постепенно наступали сумерки, пожирая тени света.
- Ну, я пошел, - Джирайя протянул руку к свитку, раннее небрежно брошенному на скамью.
Дрожь пробежала по телу Цунаде, и она сжала кончиками пальцев хаори.
Сейчас, быть может, она сможет наконец-то его принять, прокричать какая же она все-таки идиотка, сказать то, что столько лет осознанием гложило ее душу.
Вспышка - и кусками воспоминаний пролетает объятие матери, сладкое данго с пролитым на дорогое платье сиропом, и первое прикосновение сухих теплых губ.
Цунаде открыла рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но получилась лишь тишина.
Джирайя пристегнул свиток и развернулся в пол-оборота, окидывая взглядом пятую.
Он улыбнулся чему-то своему, и Цунаде почувствовала горечь во рту, когда щемящее чувство разлилось внутри груди, обжигая ребра.
- Счастливо.
Солнце почти скрылось за линией горизонта, и деревню охватили сумерки.
Лишь белая копна волос белела вдалеке, и Хокаге не сводила с нее взгляда.
Когда он вернется, она все ему скажет.
А он вернется, ведь она намерена проиграть спор.
Обязательно вернется.
Автор:Clerro
Бета: -
Пейринг/Персонажи: Джирайя/Цунаде Сенджу, Орочимару, Дан Като
Жанр: Hurt/Comfort, Ангст, Драма, Романтика
Рейтинг: R
Предупреждение: OOC
Статус: закончен
Саммари: Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
Дисклаймер: Права на героев и вселенную "Наруто" принадлежат М. Кишимото.
Примечание: Всем сердцем люблю эту пару, и отчего то написание данного мини далось тяжело. Психологически наверно, и я надеюсь, мне хоть немного удалось передать их чувства.
тык
То, что люди называют любовью – вещь необъяснимая и не вполне понятная.
Кажется, Цунаде родилась с этой мыслью, она впиталась в нее с молоком матери и окончательно укоренилась с запахом постиранных пеленок, которые мама торопливо перебирала, когда маленький Наваки заходился судорожным плачем.
А когда она передавала теплый маленький сверток в дрожащие руки сестры, тут же волнующе прижимающей его к груди, эта мысль врастала корнями в благодатную почву, росла и цвела.
Наваки пах так, как пахнут маленькие дети, и одновременно как пах никто – теплой кожей, дрожащими ресничками, маленькими пальчиками, крепко хватающими за отворот рубашки. Сладко- молочно.
Мысль постепенно обрастала в чувство, когда Цунаде ругала уже мальчонку за разбитый двухсотлетний сервиз, а он, потупив голову, виновато утыкался носом ей в живот.
-Прости, сестренка, - его голос звучал настолько тихо, что Цунаде вздыхала, взлохмачивала и так непослушную шевелюру и прижимала к себе.
Так же как спустя пару лет прижимала несносного беловолосого воздыхателя после того, как разбила ему нос и сломала три ребра. Опять.
Раздражение до колющей боли в голове она познала чуть позже – быть может слишком рано для ее возраста, а может было вполне достаточно.
То, что Джирайя ее бесит, она поняла с первого взгляда –он был слишком настырным, уверенным в себе и ненормальным. Ей отчего то было стыдно за ним перед учителем, о чем она не забывала напоминать себе раздачей очередных тумаков. А что бесило ее еще больше, так это его очередная наглая улыбка и протяжное колкое «Плоскодонка».
Орочимару - мальчик, который был слишком бледный и спокоен для своего возраста, - не вызывал у нее никаких чувств - лишь смиренно смотрел, как в очередной раз Джирайя со скоростью кометы летит вверх поцеловаться с небесами. Его это совсем не волновало.
***
- Пойдем, я угощу тебя данго? – Джирайя озарил ее белоснежной улыбкой, стирая тыльной стороной ладони пыль со лба.
- Пф, посмотри на себя, - Цунаде придирчиво осмотрела его с головы до ног. – И как по твоему ты сейчас зайдешь в магазин? Ты выглядишь так будто подмел собой все улицы Сунагакуре.
- Ну.. это.. я тренировался, а сейчас жутко голоден! Ну пожалуйста, Цунаде-чан, всего один раз!
Цунаде вздохнула полной грудью, отчего Джирайя мечтательно кинул взгляд на два райских полушария – благо, теперь ее прошлое прозвище уже было не к месту.
- Ладно, но только потом не спрашивай опять отчего ты самый грязный паршивец в Конохе, - она ухмыльнулась, развернувшись в сторону запаха готовящихся самых вкусных данго в мире, и Джирайя почти вприпрыжку последовал за ней.
«Все же, и сзади тоже все в порядке», - подхихикнув своей же мысли, он был награжден тумаком достойным сотрясения черепа.
***
Вполне возможно, дети взрослеют слишком быстро – или Цунаде так казалось, ведь это вполне нормальное объяснение тому, что этот болван утирал ее слезы слишком нежно для его рук с огрубевшей кожей, пропитанной запахом жабьего масла.
- Ну-ну, не стоит так терзать себя, - его голос проник сквозь пелену шума, как будто кто то выкрутил радио на максимум – а потом Цунаде сгребли в охапку и прижали к себе.
Орочимару, прислонившись спиной к сухому дереву, задумчиво окидывал взглядом слишком молодое тело, теперь уже мертвецки бледное. Этой девочке было около 6 лет, и на следующий год ей было бы впору поступать в академию – наверное, она ждала этого с нетерпением.
- О-она же… - Цунаде захлебывалась слезами, уткнувшись носом в грудь Джирайи.
- Ты сделала все что могла, не вини себя, - его волосы лезли в лицо, кололи щеки, но ей было все равно.
Куноичи подняла до этого безвольно опущенные руки и обняла в ответ.
***
В тот вечер она должна была умереть.
Но вместо этого дождь продолжал стучать по крышам, пропитывая влагой землю, которая стонала под торопливыми шагами, отзываясь лужами и грязью на ботинках.
Цунаде не пыталась вырвать из груди отчаянно трепещущий комочек - казалось, его больше не стало, ведь все, что осталось - это белая пелена, сухость в горле, отчаянное, захлебывающее дыхание, и трясущиеся руки, пропитанные алой, багряной кровью.
- Это все, - Орочимару протягивает тонкую белую ладонь, сжимающую ожерелье.
Цунаде взяла его в руки - переливаясь острыми гранями, под игрой света и дождя, оно еще сохранило тепло тела Наваки.
Капли воды непрестанно падали на алмазный кристалл, и казалось, он плакал вместе с небом, орошающим стеной плача эту деревню.
Слез не было, и не должно быть - просто неторопливая, стенающая, томящая боль колола сухие глаза.
Тяжелая ладонь опустилась на женское хрупкое плечо, сотрясаемое дрожью.
В аромат сырости, засохшей и свежей крови, вмешался до боли знакомый запах пороха и чернил.
- Пойдем, я уведу тебя отсюда, - Джирайя говорил слишком тихо и хрипло, да и Цунаде не в состоянии спорить.
Он разувал ее не торопясь, аккуратно отставив ботинки в сторону, и размотав серо-багряный бинт, раннее опоясывающий правую лодыжку куноичи.
Цунаде бережно облокотили об стену,сняли промерзлую блузку и завернули в полотенце. Хоть она всегда была реалисткой, настоящее уже съело ее изнутри, вывернув наружу внутренности, наполнив изнутри мерзкой магмой.
- Я принесу теплую воду, - Джирайя поднялся,попутно сбросив искромсанную рубашку, обнажая торс, покрытый тугими бинтами.
Время остановилось, покрывая реальность налетом из снедающей извести и горького пепла, и только тихие шаги разбавили повисшую в танце с дождем тишину.
- Надеюсь я быстро, - Джирайя присел на колени, поставив перед собой небольшой чугунные таз с горячей водой, источающей ароматы лечебных трав.
Он поднял голову, встречая в ответ лишь опустошенный взгляд.
Джирайя поднял левую стопу девушки, аккуратно опуская ее в маленькую ванну, и нежными движениями орошал водой истрадавшуюся кожу.
- Ты совсем не бережешь свои ножки, принцесса.
Цунаде отстранено вздрогнула, то ли от горячей воды, неприятно щипающей свежие ссадины, то ли от прозвище, ранее не произносимого этими губами.
Переведя взгляд на Джирайю, в пустом сознании впервые мелькнула мысль, что он за последний год раздался в плечах, и, несмотря на грязь и пыль, оказался красив. Покатые мышцы бугрились под загоревшей кожей, пальцы невесомо пробегали вдоль ее стопы, а предплечья украсила новая дорожка резанных шрамов. Наверняка он нравится многим девушкам.
Лишь морщина, которая самовольно пролегла между бровей, прибавляла ему пару лет.
- Совсем не бережешь..
Поднимая правую ногу куноичи, Джирайя провел пальцем по пульсирующему разрезу двухдневной давности.
Цунаде смотрела, как он ощупывает каждый пальчик, сгибая и разгибая, как будто проверяя целостность. Да, и все же пальцы у него слишком тонкие для таких больших и теплых ладоней.
Джирайя поднял голову, встретившись взглядами с Цунаде, и, не отводя глаз, приблизился губами к подъему стопы и невесомо коснулся губами.
Разряд тока проскочил по всему телу, собираясь нарастающим сладко-болезненным комком внизу живота, когда Джирайя высунул кончик языка и нежно лизнул кожу - язык у него оказался таким же горячим и влажным.
Внутри Цунаде что-то колыхнулось, когда она ощутила его горячее дыхание, забыв как дышать сама.
"Это всего лишь Джирайя", - казалось, должно было твердить ее сознание.
Но оно гнило во мгле.
- Поцелуй меня.
Джирайя вздрогнул, будто выйдя из прострации ее взгляда и ошалелого аромата кожи.
Отпустив ее стопу, он наклонился вперед, и его волосы седой волной рассыпались по ее груди.
Первое, что Цунаде почувствовала, было самое яркое - это сухие, но теплые, дрожащие губы, легко коснувшиеся лба.
Он отстранился, и куноичи отчего-то подалась вперед.
- Не так - ты же знаешь что я имела ввиду, - в горле было отвратительно сухо.
Джирайя мотнул головой, отстраняясь дальше и теперь уже пряча взгляд. Под весом его тела заскрипела старая половица, вторя шуму проливающегося дождя.
- Я не хочу, чтобы это было так, - он хотел уже окончательно порвать дистанцию и подняться, но Цунаде ухватила его тонкой ладонью за шею.
- Пожалуйста.
Слово - лишь выдох, когда она сама прижалась к его губам, отчаянно сминая их своими, прикусив его нижнюю губу, и заставив откинуться назад. Сухие губы на вкус оказались мягкие, с легким солоноватым привкусом, но все еще держащие оборону.
Это - не поцелуй, а лишь отчаянное наступление.
- Цунаде, ты.. - неимоверными усилиями Джирайя оторвался от ее губ, и, положив ладонь на грудь, слегка оттолкнул.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста..
В голове - лишь пустота.
Отчего-то в отблесках души, плескающейся на глубине его серых глаз - скупая боль и отчаянная слабость, как у загнанного зверя, скулящего и потерявшего хозяина.
- Ты не понимаешь, что творишь, - но Джирайя уже сам притянул ее в себе.
Теперь Цунаде чувствует биение его сердца своей кожей. Оказалось, он - горячий, и руки у него крепкие, обжигающие. Джирайя накрыл ее губы своими, и она ответила резко и яростно, когда их языки сплелись в диком танце, и пальцы сами запутались в его волосах.
Это - не поцелуй, а лишь спасение, и Цунаде плескается в его огне.
Цунаде потянула его назад, на холодный промозглый пол, и старая половица вновь слабо скрипнула в ответ. Джирайя накрыл ее сверху своим телом, и эта тяжесть была настолько приятна, что Цунаде притянула его еще ближе.
Джирайя покрывает поцелуями ее лицо, шею, останавливаясь на пульсирующей артерии, вырисовывая ее контур языком, и из груди куноичи вырывается стон.
Ранее зарождавшаяся внизу волна расплескалась с новой силой, кого Джирайя провел дорожку поцелуев ниже, и, остановившись на розоватой горошине, втянул ее губами.
Застонав, Цунаде обхватила его торс ногами, и толкнулась бедрами вверх, сжимаясь крепче, пока Джирайя прижал ее две руки к полу своей одной, второй попутно лишая куноичи остатков промокшей одежды.
Пол неприятно резал спину, делая ощущение прикосновений резче и ярче, и Цунаде забывалась в них.
Как только Джирайя ослабил хватку, она скользнула руками к его голове, притягивая губы ближе к своим, и потерялась в очередном головокружительном смятении.
Джирайя дышал тяжело и глухо, мышцы крепли под натяжением вздувшихся вен, и шум орошающей пустые улицы воды смешивался с их дыханием.
Его губы и язык были везде: вырисовывали витиеватые узоры на плоском животе, целовали кончики пальцев, оставляли следы на молочно-белых бедрах.
В водоворот отчаянья и наслаждения вплелась острая, резкая боль, и у Цунаде перехватило дыхание, когда черные мошки промелькнули перед глазами.
"Больно, больно - это тело еще что то чувствует."
Джирайя был горячим и тяжелым сверху, и теперь распирал ее адским пламенем изнутри- казалось, этому нет конца, пока он слизывал ее покатившиеся слезы с саднящих щек.
Ощущения постепенно стихали, и Цунаде потянула за кончик бинта на его спине, затягивая туже, отчего Джирайя болезненно поморщился.
- Думаешь, мне было недостаточно больно все это время, Цунаде-чан? -легкая усмешка, и толчок в судорожно сжатые бедра.
Боль отзывалась тонкой нитью, переплетаясь с распирающим наслаждением внизу живота от каждого движения. Цунаде скрестила ноги за его спиной, прижимая ближе к себе, и оставляя на спине алые следы впившихся ногтей.
Теперь Джирайя вбивался в нее быстрыми рывками, яростно и жадно, казалось, пытаясь потопить ее боль под обломками своей, накрывая волной сладостной муки и предвестием скорой разрядки.
А потом был лишь взрыв - сжавшийся комочек агонии внизу разразился волной наслаждения, изливаясь соком по всему телу, до немоты кончиков пальцев.
Естество перестало существовать, и, резко открыв глаза, перед Цунаде - лишь мерзкий серый потолок, покрытый налетом из старой пыли, и задохнувшийся в собственном дыхании Джирайя.
Слезы накрыли безудержной лавиной, и Цунаде завыла как раненный зверь, прижимая разгоряченное сильное тело ближе к себе, зарываясь ногтями в его исполосованную кожу.
Небо плакало вместе с ней, разрываемое раскатами грома.
Больше ничего не осталось.
-Спасибо. А теперь уходи.
Джирайя вздрогнул, как будто его окатили ушатом ледяной воды.
Он встал не спеша, медленно застегнув штаны и накинув на плечи свою старую рубашку.
Цунаде подняла взгляд на него, окидывая взглядом грудь и шею, на которых она собственноручно оставила метки.
- Береги себя, Цунаде. Не делай глупостей.
В глаза он ей не смотрел.
Дверь распахнулась протяжным скрипом, и Джирайя растворился в стене дождя.
***
"Дан...Дан...Дан...."
Казалось, он был полностью в ее голове, в ее сердце, которое тревожно замирало от случайно брошенного взгляда этих пронзительно светлых глаз. Цунаде смущенно отвернула голову, когда он одарил ее улыбкой, слегка коснувшейся его губ. Улыбкой, которая чем то так вопиюще-больно напоминала о Наваки.
Сердце, только что остановившееся от волны чувств, мгновенно сжалось, вытолкнув порцию крови по артериям, и Цунаде задохнулась от боли.
- С тобой все в порядке? - Дан наклонился ближе, и она почувствовала слабый аромат перечной мяты и утреннего кофе.
- Д-да, все хорошо, не волнуйся об этом, - он оказался слишком близко, и Цунаде, резко выдохнув, чуть отпрянула назад.
- Да ты сегодня сама не своя, - Дан взял ее ладонь в свои руки, аккуратно касаясь нежной кожи, - ты уверена что тебя ничего не беспокоит?
- Нет, что ты, я просто не выспалась, - куноичи накрыла его большие ладони своими, ощущая приятную прохладу.
- Может тогда рамен? Ты же его обожаешь, мне Джирайя говорил что уплетаешь за обе щеки, - ниндзя усмехнулся.
Что-то оборвалось где то там, в груди, протяжно защипало и заныло.
Перед глазами возник смутный образ двухмесячной давности, растворяющийся в смятенном сознании. Ведь спустя лишь время она осознала, что сделала больно ему, а не себе.
- Он врун, я совсем немного ем, - Дану не стоит знать о ее мыслях.
- Мне нравится, когда ты хорошо кушаешь, ты же так много работаешь!
- И то верно.
Дан приобнял ее за талию,и девушка повыше затянула жилет. Все же, осень давала о себе знать, заметая улицы опавшей листвой, а влажная прохлада заставляла людей укутываться потеплее.
Пускай сейчас их будет ждать горячий и ароматный, щедро приправленный рамен, но Цунаде чертовски сильно хотелось данго, политый сладким сиропом.
И легкую, только уголками губ улыбку друга, предназначенную лишь ей.
Друга ли?
Сердце глухо ухнуло.
***
Время не жалеет никого, особенно истерзанные души, молча кричащие о тепле и приюте.
20 лет - это не срок, а лишь мгновение, обреченное в кусочек жизни.
Цунаде точно знала, что ей и столетия не было бы достаточно.
Джирайя теперь еще сильнее пах чернилами, а жабье масло насквозь пропитало его одежду. Улыбка у него такая же, как и в детстве - белоснежная, яркая, как вспышка.
Только легкие дорожки морщин говорили о том, он уже далеко не сорванец.
Саке было выпито слишком много, и Цунаде казалось, что закатное солнце сияло слишком ярко.
Пробегавшие мимо дети пылали радостью и юностью, и Хокаге облокотилась на скамейку, небрежно отставив недопитую бутылку в сторону.
- Возвращайся живым, - саннин отложил свиток в сторону, переводя взгляд с мальчишек на Цунаде.
- Если я потеряю еще и тебя, я... - взгляд помутнел, и Джирайи стало теперь двое - Цунаде едва удержалась от желания протянуть руку и схватить за рукав хотя бы одного.
- Будешь плакать обо мне? Я польщен, - прищурив глаза, он усмехнулся, и у Цунаде еще сильнее защемило сердце, так, что начало мутить.
Джирайя казался в тот момент слишком близким и далеким, но столь родным и теплым, и пятая в который раз осознала, какая она дура.
- Так как насчет того чтобы поспорить со мной? - Цунаде вскинула голову, встречая взгляд его серых глаз своими, залившись румянцем, - то ли от выпитого, то ли от переполнявших чувств.
- Ты поставишь на то, что я погибну - ты ведь постоянно проигрываешь, - он говорил о смерти столь непринужденно, что казалось для него это совсем приемлемая вещь.- Ну а если я вернусь живым..
Внутри затрепетало, и сердце пустилось в пляс, как никогда, пульсируя в висках. По телу пробежалась дрожь, и Цунаде шире распахнула глаза, покрытые поволокой неверия и алкоголя.
- Да шучу я, шучу, - Джирайя вновь усмехнулся, и Хокаге чудом сдержала приступ подвернувшихся слез.
Солнце сильнее клонилось в закат, лишая деревню света, освещая ее лишь остатками своих ярких лучей. Листва потянулась вслед, как будто бы пытаясь в последний раз ухватиться за них, но движение было неумолимо - на дома постепенно наступали сумерки, пожирая тени света.
- Ну, я пошел, - Джирайя протянул руку к свитку, раннее небрежно брошенному на скамью.
Дрожь пробежала по телу Цунаде, и она сжала кончиками пальцев хаори.
Сейчас, быть может, она сможет наконец-то его принять, прокричать какая же она все-таки идиотка, сказать то, что столько лет осознанием гложило ее душу.
Вспышка - и кусками воспоминаний пролетает объятие матери, сладкое данго с пролитым на дорогое платье сиропом, и первое прикосновение сухих теплых губ.
Цунаде открыла рот, пытаясь вымолвить хоть слово, но получилась лишь тишина.
Джирайя пристегнул свиток и развернулся в пол-оборота, окидывая взглядом пятую.
Он улыбнулся чему-то своему, и Цунаде почувствовала горечь во рту, когда щемящее чувство разлилось внутри груди, обжигая ребра.
- Счастливо.
Солнце почти скрылось за линией горизонта, и деревню охватили сумерки.
Лишь белая копна волос белела вдалеке, и Хокаге не сводила с нее взгляда.
Когда он вернется, она все ему скажет.
А он вернется, ведь она намерена проиграть спор.
Обязательно вернется.
@темы: джирайя/цунаде, фанфик, Naruto
Вы сделали это прямо мне в сердце!
Спасибо от души!!!
Да, из вселенной Наруто джиратсу я люблю нежно и пылко) Вам спасибо) ^^
Аналогично, один из моих любимых пейрингов)